Бумажный зверинец (сборник)  - Кен Лю

Однако Император не может быть не прав, поэтому его советники нашли способ обвинить Сюя. Они нашли, казалось бы, безобидное лирическое стихотворение Сюя:

清風不識字，何故亂翻書

Первый иероглиф в слове «Ветер» – цин – был названием династии. Хитроумные юристы на службе Императора, – а Тянь всегда был высокого мнения об их профессиональных талантах, – указали, что это произведение изменника, пытавшегося обвинить маньчжурских правителей в отсутствии культуры и безграмотности. Сюй и его семья были приговорены к смерти, слуги отправлены в изгнание.

– Преступление Сюя было ужасным, но прошло уже больше десяти лет. – Тянь медленно, задумчиво ходил возле кровати. – Если ты всего лишь нарушил условия изгнания, может оказаться не трудным просто подкупить некоторых чиновников и командиров, чтобы они смотрели, когда нужно, в другую сторону.

– Людей, которые идут за мной, невозможно подкупить.

– Да? – Тянь посмотрел на окровавленные повязки. – Ты хочешь сказать… Кровавые капли.

Сяоцзин кивнул.

Кровавые капли были глазами и когтями Императора. Они двигались по темным аллеям городов как призраки, сливались с идущими по дорогам караванами, перемещались по каналам, выискивая повсюду признаки измены. Были веские причины, почему чайные дома выставляли знаки, запрещавшие разговоры о политике, а соседи внимательно осматривались и перешептывались, если хотели пожаловаться на налоги. Они слушали, наблюдали и иногда приходили к чужим дверям посреди ночи, и тех, кого они навещали, больше никто никогда не видел.

Тянь нетерпеливо замахал руками.

– Вы с Сяои только зря тратите мое время. Если за тобой гонятся Кровавые капли, я ничего не могу сделать. А я пока еще хочу сохранить голову на своих плечах.

Тянь направился к двери лачуги.

– Я не прошу спасти меня, – сказал Сяоцзин.

Тянь остановился.

– Одиннадцать лет назад, когда они пришли арестовать мастера Сюя, он дал мне книгу и сказал, что она важнее, чем его жизнь и жизнь его семьи. Я спрятал книгу и взял ее с собой в изгнание. Месяц назад два человека пришли ко мне домой и попросили выдать все, что осталось у меня от мертвого господина. По их акценту было понятно, что они из Пекина, а в их глазах… я увидел холодные взоры ястребов Императора. Я впустил их в дом и пригласил осмотреть все что пожелают, и пока они отвлеклись на сундуки и ящики, сбежал вместе с книгой.

С тех пор я постоянно в бегах, и пару раз они почти поймали меня, нанеся несколько ран. Книга, которую они ищут, лежит на столе. Я хочу, чтобы ты сохранил именно это.

Тянь нерешительно остановился у двери. Он привык подкупать чиновников ямыня и тюремную охрану, ему нравилось вступать в прения с магистратом И. Он любил играть со словами, пить дешевое вино и горький чай. Какие дела могли быть у смиренного сунгуня с Императором и интригами двора?

Когда-то, давным-давно, я резвился целыми днями со своими обезьянами на Горе цветов и фруктов и был совершенно счастлив, – сказал Царь Обезьян. – Иногда я думаю, что ни к чему было с таким любопытством пытаться узнать, что происходит в большом мире.

Но Тяню было любопытно, он подошел к столу и взял книгу. «Десять дней в Янжчоу», значилось на обложке, книга Ван Сючу.

* * *

Сто лет назад, в 1645 году, завоевав столицу китайской империи Мин Пекин, армия маньчжуров готовилась сделать последний рывок и завершить завоевание Китая.

Принц Додо и его войска подошли к Янчжоу, богатому городу, который славился своими торговцами соли и расписными павильонами и находился там, где сливались Янцзы и Великий канал. Китайский полководец, военный министр Ши Кэфа поклялся стоять насмерть. Он приказал городским жителям укреплять стены и попытался объединить оставшихся командиров Мин и народное ополчение.

Все его попытки свелись к нулю, когда 20 мая 1645 года после семидневной осады войско маньчжуров сломало городские ворота и ворвалось в город. Ши Кэфа был казнен, отказавшись сдаться. В наказание жителей Янчжоу и в назидание остальному Китаю о цене, которую придется платить за сопротивление армии маньчжуров, принц Додо приказал вырезать все население города.

Один из жителей, Ван Сючу, выжил, перебегая из одного укромного места в другое и подкупая солдат всем, что у него было. Он записывал все, что видел:

Один маньчжурский солдат шел с мечом впереди, другой с копьем позади, а третий ходил вдоль колонны, не давая пленным убежать. Так втроем они и гнали пленных, как собаки овец. Если пленные медлили, их били до смерти.

Женщин связывали веревками, как жемчуг в ожерельях. Они спотыкались, когда шли по грязи, а их тела и одежды были измазаны в нечистотах. Повсюду на земле валялись трупы детей, их топтали лошади и прохожие, и их мозги и другие органы смешивались с землей, а воздух был наполнен завываниями умирающих людей.

Каждая сточная канава, каждый пруд, который попадался нам на пути, был заполнен трупами с перевязанными руками и ногами. Кровь смешивалась с зеленой водой, как на палитре художника. В канале было столько трупов, что он практически сравнялся с берегами.

Массовые убийства, изнасилования, грабежи и поджоги продолжались шесть дней.

На второй день лунного месяца новое правительство приказало всем храмам кремировать тела. В храмах скрывались женщины, и многие из них умерли прямо там от голода и страха. По записям были кремированы сотни тысяч тел, хотя в это число не входят те, кто покончил жизнь самоубийством, прыгая в колодцы и каналы, сжигая себя или вешаясь во избежание более печальной участи…

В четвертый день лунного месяца на небе наконец появилось солнце. Тела лежали вдоль дорог, распухая под дождями, так что кожа становилась сине-черного цвета и натягивалась, как на барабане. От гниющей плоти стоял невыносимый смрад. Под жарким, нагревающим тела солнцем зловоние делалось еще более нестерпимым. По всему Янчжоу выжившие сжигали тела. Дым проникал в дома и вызывал отравление. Запах гниющей плоти можно было почувствовать за сотни ли.

* * *

Руки Тяня дрожали, когда он перевернул последнюю страницу.

– Теперь ты видишь, почему меня преследуют Кровавые капли, – сказал Сяоцзин уставшим голосом. – Маньчжуры настаивают, что резня в Янчжоу – не более чем миф, и любой, кто заговорит о ней, является изменником. Но вот свидетельство очевидца, которое показывает, что их трон стоит на фундаменте из черепов, плоти и крови.

Тянь закрыл глаза и подумал о Янчжоу с его чайными домами, где можно встретить ученых мужей, спорящих с певицами-красавицами о ритмических схемах, с его великолепными дворцами, где живут богато одетые купцы, только что отметившие завершение очередного успешного торгового сезона, с его сотнями тысяч жителей, которые радостно подымают тосты за здоровье маньчжурского императора. Они ведь не знают, что ежедневно, когда идут на рынки, смеются, поют и радуются тому, что живут в этом золотом веке, они ступают по костям мертвых, передразнивают своими криками последние стоны погибших и отказываются увековечить память беспокойных призраков? Он сам никогда не верил в те слухи, которые ходили о прошлом Янчжоу еще в его детстве, а теперь был абсолютно уверен, что большинство молодых людей в Янчжоу никогда не слышали о прошлом своего города.